47. "Гражданское общество". Верх самообмана

События последнего времени вызывают глубокие сомнения в части действительного смысла и содержания сравнительно недавно придуманного изобретения институционалистов и политтехнологов, фигурирующее под названием "гражданское общество" и претендующего на звание образца демократии (власти народа) и защитника прав граждан, проживающих в США и Западной Европе, включая ЕС. Показательно, что с практической точки зрения США и ЕС не являются в этом вопросе примером, достойным подражания. Ни в сфере народовластия (см. метафоризм №32), ни в области обеспечения прав собственных граждан (см. метафоризм №34), и тем не менее, где добровольно (при содействии подвластных правительств), а где принудительно (военным образом) они распространяют сию догму по всему белому свету, обманывая прежде всего самих себя относительно действительного содержания понятия "гражданское общество", а затем и тех, кто, оказавшись в плену их самообмана, безоговорочно верит своим благодетелям, исповедующим присказки псевдонаучного образца.

С теоретической точки зрения понятие "гражданское общество" первыми обобщили в "Немецкой идеологии" (1846) Маркс и Энгельс, отметив, что оно может рассматриваться в широком и узком смысле. В широком смысле "выражение "гражданское общество" возникло в XVIII веке" и подразумевает, что "гражданское общество - есть форма общения", то есть, по Аристотелю, государство, так как "человек есть существо общественное". Но поскольку, по Платону, следствием этого общения может быть как "справедливость", так и "несправедливость", постольку люди "нашли целесообразным договориться друг с другом, чтобы и не творить несправедливости, и не страдать от нее. Отсюда и взяло свое начало законодательство и взаимный договор". Вооружившись этими тезисами, современные институционалисты породили эпоху поголовного сутяжничества, когда дети судятся с родителями, родители - между собой и с государством, государство - со своими гражданами от мала до велика. При этом утверждается, что "перед законом все равны", не глядя на то, что эта формула вступает в явное противоречие с вполне обоснованным выводом Аристотеля, согласно которому, если законодательство "имеет в виду равных, то для такого рода людей и законов не нужно, потому что они сами - закон", а также с выводом Платона, который не менее обоснованно считал, что "в плохо управляемых государствах законодатели все время вносят поправки в свои законы и добиваются только того, что делают свои недуги разнообразнее и сильнее". И хотя практика воочию подтвердила эти выводы, институционалисты под флагом "гражданского общества" и далее плодят все новые и новые своды многотомных кодексов, законов и договорных соглашений, самым наглядным примером которых является договор об ассоциированном членстве Украины с ЕС на 1,5 тыс. страниц.

В узком смысле, по Марксу и Энгельсу, "гражданское общество обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил", то есть в рамках той или иной, но вполне определенной общественно-экономической формации. И ничего нового к этому никто из последующих экономистов не добавил. Но тут за дело взялись политологи и, вырвав из общего контекста всего лишь одну систему связей, представили "гражданское общество" как совокупность взаимоотношений между гражданами и властными институтами государства, функционирующими в лице исполнительной, законодательной и судебной власти, превратившихся априори в своеобразных "мальчиков для битья" и "громоотвод" на случай народного возмущения. Тем самым из зоны внимания общества выпала "олигархия", которая, по Джеку Лондону, "контролирует правительство, оказавшееся под железной пятой деспотизма" (см. метафоризм №34). Причем этот псевдонаучный подлог был совершен довольно простым способом, который Ф. Бэкон отнес ко "второму виду извращения науки" и назвал "сутяжной извращенностью" (см. историзм №44), предполагающей сохранение названия уже известного понятия, но уже с другим содержанием.

Конечным результатом такой подмены понятий стал мировой финансовый кризис, превратившийся под покровом "коммерческой тайны" в сверхгигантскую финансовую пирамиду, поглотившую 200 тыс. трлн. долл., из которых только малая часть обслуживает сферу производства (см. метафоризм №35). Возникнув в конце 2008 г. по весьма незначительному вроде бы поводу с ипотечного кризиса в экономике США, он распространился по всему миру, без устали требуя все новых и новых финансовых вливаний на триллионы долларов и евро и безразмерно увеличивая тем самым государственные долги практически во всех без исключения развитых государствах мира. Отныне весь мир работает только на погашение внутренних долгов мировой финансовой системы. Причем за счет резкого сокращения объемов капитальных вложений (инвестиций) на расширенное воспроизводство и расходов социальной сферы потребления. Такова подлинная цена бесконтрольности со стороны общества и государства за деятельностью как производственных, так и финансовых структур. И не только на низовом, но и на самом высоком уровне. В ответ на просьбу МВФ об оказании помощи на 1 трлн долл. страны-доноры, входящие в "Большую двадцатку", согласились на недавнем саммите выделить половину этой суммы, но при условии "получения сведений, на что пойдут эти деньги, и установления большего контроля над деятельностью МВФ." Таким образом, требуя "открытости" и "прозрачности" действий со стороны государственных структур управления, политологи вполне сознательно создали на этой основе мощное прикрытие для бесконтрольной деятельности всевозможных бизнесовых и финансовых структур, действующих вне зоны внимания граждан, государства и общества в целом.

На этом современные политтехнологи не заканчивают свою бурную деятельность и достигают верха самообмана как отдельных граждан, так и всего общества, распространяя нелепые выдумки о "гражданском обществе" как "обществе равных возможностей". Через средства массовой информации, например, в США они третируют и доводят кумиров публики до полного нервного истощения, а затем представляют их как якобы реальное воплощение "американской мечты". Та же самая горькая участь ожидает и современных политиков, которые становятся у руля государственной машины, чтобы реализовать свой творческий потенциал, и даже не подозревают, что с первых дней оказываются в жестких рамках навязанной им политической деятельности и негативного воздействия со стороны так называемой "свободной" прессы самых различных оттенков, чтобы в случае проявления ими хоть какой-то самостоятельности население без особого сожаления восприняло их "уход" с политической арены по тайной воле "олигархов" (как их назвал Джек Лондон), в действительности и на самом деле управляющих страной.

Отсюда следует, что современная трактовка "гражданского общества" придумана институционалистами и политтехнологами далеко не зря, а с далеко идущими политическими целями. И потому, чем скорее человечество избавится от этой псевдонаучной фантазии виртуального содержания, тем раньше и увереннее оно будет смотреть в свое ближайшее будущее.