34. Механистический "след" в истории экономической науки
Труды Платона и Аристотеля оказались настолько всеобъемлющими в институциональной области знаний, что служили настольным пособием для многих поколений философов и экономистов, вплоть до середины XIX в., и, мало того, остаются актуальными и злободневными даже для нашего времени. Особенно в прикладном аспекте, где "социальные проекты" (термин Аристотеля) дали первые примеры конструирования экономических систем по линии государственного строительства общественных отношений. Первым на этот путь стал Платон, представивший миру "совершенное" государство, олицетворением которого стала придуманная им легенда об Атлантиде. Второй шаг на этом направлении сделал Т. Мор (1478-1535), описавший замкнутый мир светского государства "Утопия" (1516), беспощадно осуществляющего внешнюю торгово-промышленную и колониальную экспансию за свои пределы, что легло в основу английской дипломатии на целых 500 лет и в полной мере используется другими так называемыми развитыми странами вплоть до нашего времени, как это показано в [8, 192-197]. Через 100 лет Т. Кампанелла (1568-1639) создает следующий социальный проект "Город Солнца" (1602), в котором описывает структуру теократического государства, осуществляющего ту же самую внутреннюю и внешнюю политику, каковую исповедовал Т. Мор в своей "Утопии" [8, 205-220]. Завершает эту цепь социальных проектов Ф. Бэкон (1561-1626), который в "Новой Атлантиде" (1623) изложил основные принципы функционирования технократического государства, которое, как и все предыдущие социальные проекты, предусматривает полную централизацию государственной власти полумонархического образца, но при этом ориентировано на инновационное (как сейчас говорят) развитие экономики [8, 224-234].
Ту же самую линию, но уже в глобальном масштабе, проводит Ш. Фурье (1772-1823), задавшийся целью разработать основы социетарного общества "строя гармонии" (1829), под монархическим управлением которого объединяются 126=2985984 фаланг (уездов), расположенных в пределах одного квадратного лье (1 лье = 4,5 км) и насчитывающих оптимальную численность населения (1,8 тыс. чел.). С концептуальной точки зрения этот проект менее значителен, чем все предыдущие, однако имеет то преимущество, что насыщен, как и у Платона, прикладными расчетами, использующими достижения механики и математики того времени, включая периодичность развития фаз социетарного мира [8, 287], "справедливое" (оптимальное) распределение продуктов труда по труду, капиталу и таланту, матричную тарификацию оплаты рабочей силы по "необходимости", "полезности", "приятности" и "силе притяжения" труда [8, 294-312]. С этого момента математика и законы механики стали активно внедряться в экономические расчеты, а некоторые положения теории Ш. Фурье, как показано в [5, 290], были практически апробированы в бывшем СССР вопреки предостережению Ф. Энгельса в статье "Успехи движения за социальное преобразование на континенте" (1843) относительно того, что, несмотря на ряд положительных "заслуг" в разработке "социальной философии", "в фурьеризме есть одна, и притом очень важная непоследовательность: он не отменяет частной собственности. В его фаланстерах, или ассоциативных хозяйствах, существуют богатые и бедные, капиталисты и рабочие. Таким образом, после всех прекрасных теорий об ассоциации и свободном труде, после пространных, полных негодования тирад против торговли, своекорыстия, конкуренции, мы на деле имеем старую систему конкуренции на улучшенных началах, Бастилию для бедных на более либеральных основах!" [45, 27].
Третьим в когорте классиков институционализма оказался К. Маркс, который считается представителем "старого" институционализма. Однако при этом следует учитывать весьма существенную разницу в подходах. Современные институционалисты пытаются заменить экономическую науку институционализмом, тогда как у К. Маркса система производственных и общественных отношений (институциональные отношения) находится в прямой связи с экономическими отношениями. Причем подобная подмена понятий в экономической науке наблюдается не впервые. Например, в письме Даниельсону от 5 января 1888 г. Энгельс отметил, что "самой модной теорией считается здесь (в Англии. – Авт.) в настоящее время теория Стенли Джевонса, согласно которой стоимость определяется полезностью, т. е. меновая стоимость – потребительной, а также, с другой стороны, пределом предложения (т. е. издержками производства), что есть просто непрямой и запутанный способ сказать, что стоимость определяется спросом и предложением. Вульгарная экономия везде и всюду!" А в письме Даниельсону от 15 октября 1888 г. Ф. Энгельс добавил: "... у нас в Лондоне в настоящую минуту есть четверо, называющих себя "социалистами" и в то же время уверяющих, будто они совершенно опровергли теорию нашего автора (Маркса. – Авт.), противопоставив ей учение Стенли Джевонсона!"
Как видим, это уже не первая попытка опровергнуть выводы К. Маркса посредством новомодных учений (в данном случае – теории предельной полезности), которая в очередной раз не состоялась по целому ряду причин. Во-первых, как совершенно правильно подметил Ф. Энгельс, "Маркс был силен в алгебре" [41,
318] и потому все свои выводы подкреплял огромным количеством прикладных расчетов, на которые не опирается ни одна из всех последующих теорий (спроса и предложения, предельной полезности, институционализма и т.д.). Во-вторых, опираясь на "язык математики" [40, 633], К. Маркс устанавливает количественные пропорции, движущие силы ("независимые переменные") и тенденции в накоплении капитала и денежном обращении, использует по примеру Сисмонди понятие спирали для описания "кругооборота простого воспроизводства" [40, 594] и распространяет это правило дальше, утверждая, что "капитал во время своего воспроизводства в расширенном масштабе описывает не круг, а спираль. Наступает такой момент, когда рынок, который расширяется медленнее, чем производство, оказывается узким для произведенной продукции. Это имеет место в конце цикла. Но это означает лишь то, что рынок переполнен. Перепроизводство теперь – очевидный факт" [43, 583].
Не менее важным с математической точки зрения является вывод К. Маркса относительно того, что "общественный капитал равен сумме индивидуальных капиталов, а общее движение общественного капитала равно алгебраической сумме движений индивидуальных капиталов" [41, 112]. В письме Энгельсу от 31 мая 1873 г. Маркс по этому поводу сообщает следующее: "... ты знаешь таблицы, в которых цены, учетный процент и т.д. и т.д. представлены в их движении в течение года и т.д., в виде восходящих и нисходящих зигзагообразных линий. Я неоднократно пытался – для анализа кризисов – вычислить эти up and downs [повышения и понижения] как неправильные кривые и думал (да и теперь еще думаю, что с достаточно проверенным материалом это возможно) математически вывести из этого главные законы кризисов. Мур, как я уже сказал, считает задачу пока невыполнимой, и я решил до поры до времени отказаться от нее". Следует признать, что эта задача не решена до сих пор. И не только потому, что для ее решения явно недостаточно знания векторной алгебры и даже основ теоретической эпироники. Для этого должен быть известен механизм циклического развития производства в качестве исходной предпосылки для всех последующих расчетов.
Не исключено, что именно по этой причине К. Маркс обращается к законам механики. Вводит, например, понятие скорости, устанавливая, что "в зависимости от различной степени скорости, с какой капитал сбрасывает с себя товарную форму и принимает денежную форму, или в зависимости от быстроты продажи одна и та же капитальная стоимость будет в очень неравной степени служить и в качестве создателя продукта и в качестве созидателя стоимости, и масштаб воспроизводства в зависимости от этого будет расширяться или сокращаться" [41, 48]. Не менее образно К. Маркс говорит и об уровне цены рабочей силы, "степень падения, нижняя граница которой зависит от относительного веса, который имеет давление капитала, с одной стороны, сопротивление рабочих – с другой" [40, 531]. Мало того, рассмотрев частные случаи, К.Маркс идет дальше и вводит в научный оборот такие понятия, как "механизм капиталистического процесса производства" [40, 633], чтобы опровергнуть ошибочные выводы, которые делает "так называемая Currency School [Денежная школа]", то есть представители монетаризма по современной терминологии, говорит о "механизме обращения" [41, 539], уточняя тем самым известный графический образ "великого колеса обращения", о котором вел речь А. Смит [60, 214], описывает "механизм капиталистической системы", подчеркивая, что "даже лучшие буржуазные экономисты ничего не понимают в механизме своей системы" [41, 567], и наконец, поднимается еще выше, говоря об "экономическом механизме" [40, 641]. Тем самым был сделан важный шаг в направлении конструирования экономических процессов и систем, не разрушающий, а устанавливающий тесную связь институционализма с экономической наукой как таковой.